Городельская уния: взгляд через шесть столетий 1413 m. Horodlės aktai (dokumentai ir tyrinėjimai). Akty horodelskie z 1413 roku (dokumenty i studia) / Sud. J. Kiaupienė, L. Korczak. Vilnius; Kraków, 2013. 544 с.: илл.

сенью 1413 г. в приграничный замок Городло на Буге съехались польский король Владислав II Ягайло и великий князь Литовский Александр Витовт в сопровождении сановников, советников и многочисленных придворных. Подобные встречи не были чем-то из ряда вон выходящим в тогдашней Европе, и Городельский съезд, возможно, ничем бы не выделялся среди них, если бы не одно обстоятельство. 2 октября 1413 г. в Городло правители подтвердили унию Польши и Великого княжества Литовского (ВКЛ), а вдобавок пожаловали очередные привилегии литовским боярам, которых польские шляхтичи только что приняли в свои гербовые роды (братства) (состоялась т. н. адопция). К Городельской унии апеллировали на протяжении последующих полутора столетий, как только речь заходила об отношениях ВКЛ и Польши, и уже в глазах современников это затмило ее подготовку и заключение. О них практически ничего не знал Ян Длугош,

писавший 40 лет спустя, так что ему пришлось отталкиваться от текста документов, хранившихся в коронном архиве. Немногим больше знают и современные историки, и им ничего не остается, как вновь и вновь обращаться к Городельским документам.

Таких документов было четыре — акт польской шляхты о приеме литовских бояр в гербовые братства, ответный акт литовских бояр, а также документ, излагавший условия унии и перечислявший привилегии литовцев (поэтому его еще называют Городельским привилеем), выданный совместно двумя правителями в двух экземплярах для польской и литовской сторон. Акт польской шляхты и один из экземпляров привилея бесследно исчезли в Варшаве в 1944 г. Образцовым изданием остается публикация Владислава Семковича и Станислава Кутшебы, подготовленная по оригиналам с описанием многочисленных печатей1.

Новое издание Городельских документов и сборник посвященных им исследований — плод сотрудничества Польской академии искусств и наук (Polska Akademia Umiejętności) и Института истории Литвы. Поэтому каждый текст напечатан на двух языках — польском и литовском. Книга вышла в серии «Документы внешней политики Литвы XIII–XVIII вв.» под редакцией Лидии Корчак (Краков) и Юрате Кяупене (Вильнюс). Новую транскрипцию текстов документов выполнила Л. Корчак по оригиналам, сохранившимся в Библиотеке князей Чарторыйских в Кракове, и фотокопиям несохранившихся актов, которые были изготовлены для В. Семковича и также хранятся в Кракове, на кафедре вспомогательных исторических дисциплин Ягеллонского университета. Жаль, что издатели отказались от всякой информации о позднейших пометах: они показывают, как документы функционировали впоследствии. Нет ее и в исследовательских статьях, так что при необходимости ее придется отыскивать в издании В. Семковича и С. Кутшебы. Хотя, казалось бы, одна из задач издателей любого исторического источника — сообщить читателю как можно более полную информацию о нем и тем самым избавить его от необходимости обращаться к другим его изданиям, не говоря уже о подлиннике.

За текстами Городельских документов в оригинале, польском и литовском переводах (подготовлены Л. Корчак и Д. Антанавичюсом) следует статья Л. Корчак о причинах заключения Городельской унии. По словам краковской исследовательницы, эти причины коренились не столько во внешнеполитических обстоятельствах, указанных в монаршем акте, — необходимости объединиться перед лицом Тевтонского ордена и других врагов (к октябрю 1413 г. Орден был разгромлен в «Великой войне», а Жемайтия вернулась под власть Гедиминовичей), сколько в династической политике правителей Польши и ВКЛ. После смерти «естественной наследницы» польского престола королевы Ядвиги в 1399 г. Ягайло нуждался в легитимации собственной власти в Польше и сохранении престола за своей династией — как в Польше, так и в ВКЛ. Поэтому Городельская уния стояла в одном ряду с такими вехами династической политики, как женитьба Ягайла на Анне Цилейской — внучке Казимира Великого (1401), присяга польской знати на верность их дочери Ядвиге как будущей королеве (1413) и протесты против отчуждения Жемайтии в пользу Ордена, выраженные от имени Ядвиги и Софьи Витовтовны во время очередного процесса Польши и ВКЛ с Тевтонским орденом.

Документам Городельской унии с точки зрения дипломатики по- священа статья Петра Рабея (Краков). Анализ формуляра, письма, набора и последовательности печатей документов подтверждает известный вывод: первым был переписан и скреплен печатями документ польских панов об адопции литовских бояр и лишь затем — соответствующее обязательство этих бояр и монарший акт. Вопреки утверждению П. Рабея (с. 85), документ литовских вельмож с гарантиями унии 1401 г. дошел до наших дней не в оригинале, а в транссумпте (заверенной копии, имеющей ту же юридическую силу, что и подлинник) 1432 г.2 В приложении к статье опубликован перечень сохранившихся подлинных документов Ягайла 1408–1418 гг. с указанием нынешних архивных сигнатур и публикаций. 

Ян Вронишевский (Торунь) в своей статье рассматривает геральдику и сфрагистику печатей польской шляхты, привешенных к ее документу. От внешних признаков печатей — размера, формы, цвета воска, герба и его оформления, надписи — автор переходит к правовым аспектам Городельской акции. Он доказывает, что адопция носила не семейный, согласно теории Анны Сохацкой, а родовой характер, но за отсутствием специальных родовых печатей их функции выполняли индивидуальные печати представителей рода. Адопция, в отличие от королевской нобилитации, была известна в Польше задолго до Городельской унии.

Без преувеличения новаторской является статья Эдмундаса Римши (Вильнюс) «Городельские акты и геральдика литовской знати». Автор рассматривает внешние признаки печатей литовских бояр, особенности городельской акции (состав участников и его отражение в документах), а также сложный и запутанный вопрос о позднейшем бытовании «городельских» гербов в ВКЛ. Для этого привлекается не только огромный опубликованный и архивный материал по геральдике и сфрагистике XV в., собранный Э. Римшей за многие годы кропотливой работы (он изучил de visu, сфотографировал и описал почти все печати из ВКЛ в собраниях Варшавы, Вильнюса, Гданьска, Кракова, Москвы, Риги, Санкт-Петербурга, Торуня), но и данные археологии, генеалогии, ономастики и др. Перед нами не просто работа по геральдике или сфрагистике, но действительно комплексное исследование. Это позволяет Э. Римше обоснованно полемизировать с выводами польских историков, укоренившимися в науке (и не только польской), о «цивилизационной», культуртрегерской миссии Польши на Востоке, проявившейся в Городельской адопции. На примере гербов князей Гедройцких и Свирских (с. 190–191) автор показывает, как знаки на печатях изначально местного происхождения со временем начинали причисляться к польским гербам. Такая трансформация, как справедливо заключает Э. Римша, не ограничивалась этими двумя родами3. Вслед за литовским историком Эугениюсом Савищевасом4автор статьи полемизирует с В. Семковичем, считавшим, что в Городельской адопции участвовала достаточно представительная делегация бояр из Жемайтии (с. 191–194). Что же касается последствий адопции, выясняется, что из 47 литовских родов польские гербы укоренились лишь примерно в полутора десятках наиболее могущественных и разросшихся. Спустя всего два десятилетия после Городло многие литовские бояре, утверждая очередные унии с Польшей, пользовались печатями со знаками местного, «догородельского» происхождения. Вызвано это не какими-либо антипольскими акциями, наподобие описанной в «Хронике Быховца» отсылки гербов польским панам5, а тем, что шляхетский герб в ВКЛ имел узкую сферу применения, тем более что частный документ завоевывал позиции очень медленно6. К сожалению, сосредоточившись на бытовании «городельских» гербов внутри ВКЛ, Э. Римша практически не останавливается на свидетельствах, пусть и немногочисленных, функционирования польско-литовских гербовых братств. Ведь известны случаи, когда литовские члены гербовых братств привешивали свои печати за польских «сородичей» и наоборот: помимо самой Городельской акции, об этом свидетельствует документ Мельненского мирного договора Польши и ВКЛ с Тевтонским орденом 1422 г.7 Как бы то ни было, исследование Э. Римши проливает новый свет не только на реальные последствия Городельской унии и привилея8, но и на проблемы исторической памяти, забвения, «вспоминания» и осмысления традиции в обществе ВКЛ.

Статья Ю. Кяупене посвящена бытованию Городельских актов в XV–XVI вв. В это время к ним чаще апеллировала польская сторона, настаивая на инкорпорации ВКЛ в соответствии с буквой документов. Этот аспект больше всего интересовал составителей правовых сборников XVI в. — Яна Лаского, Якуба Пшилуского, Яна Гербурта, Станислава Сарницкого и Яна Янушовского. В ВКЛ отношение к Городельским актам было иным. Со временем привилей был записан в Литовскую метрику, но в «исправленном» виде: были «отредактированы» пункты, задевающие шляхту ВКЛ или утратившие актуальность. К сожалению, и Ю. Кяупене, и Э. Римша последовали за своим соотечественником Д. Куолисом, который недавно писал об этом феномене. Из их поля зрения совершенно выпали принципиально важные выводы Яна Якубовского, обосновавшего датировку «метрической» редакции Городельского привилея 1529 г.9 Далее Ю. Кяупене специально останавливается на начале дискурсов Городельской унии в историографии XV–XVI вв. В Польше такую традицию заложил «отец польской истории» Ян Длугош. Для анализа литовской историографии привлечены два памятника — Третий летописный свод ВКЛ («Хроника Быховца») и «Кройника Литовская и Жмойтская». Увы, здесь внимательного читателя ждет разочарование: последний памятник Ю. Кяупене ошибочно отнесла к началу XVI в., очевидно, перепутав его с «Летописцем (Хроникой) Великого княжества Литовского и Жомойтского» — составной частью Второго летописного свода ВКЛ. Между тем «Кройника Литовская и Жмойтская» во многом вторична по отношению к «Хронике польской, литовской, жмудской и всей Руси» Мацея Стрыйковского10, а написана она была между 1582 г. (публикация «Хроники» Стрыйковского) и концом XVII в. (датировка старшего известного списка). С учетом этого схема развития представлений о Городельской унии в литовской историографии получится другой.

Завершает издание каталог печатей Городельских документов. Помимо описаний печатей Владислава Ягайла, Александра Витовта, литовских шляхтичей и польских бояр, публикуются фотографии двух сохранившихся документов, а также снимки печатей несохранившегося документа польской шляхты и других документов 1410–1434 гг. Очевидно, что эта публикация должна стать идеальным образцом для издателей средневековых документов. Как правило, в их изданиях приводятся словесные описания печатей, в лучшем случае — их прориси (даже в специальных изданиях по сфрагистике!). Фотографирование хрупкой и недолговечной печати имеет технические трудности, но ограничивает риск произвольных интерпретаций, диктуемых публикатором. Особо следует отметить большую работу Э. Римши по идентификации печатей документа литовских бояр, которые сегодня известны главным образом по инвентарю коронного архива Яна Замойского (ок. 1570 г.) и некоторым аналогиям. Но некоторые частные моменты в трудах Э. Римши вызывают возражения. Так, титул «пан» вовсе не обязательно свидетельствует о боярском происхождении: во второй половине XV в., когда жил выступивший с этим титулом новогрудский войт Макар (с. 341, 377), «панами» иногда титуловались мещане11. Литовский боярин Явн Волимонтович был казнен не 7 ноября 1432 г., а чуть раньше (в этот день о его казни великому магистру Тевтонского ордена сообщил ливонский магистр, узнавший об этом через комтура Дюнабурга от его слуги, побывавшего в Литве12). Ильиничи не были «русинами из-под Смоленска», как считалось ранее (с. 357, 391): они исповедовали католицизм, а их владения находились в других частях ВКЛ13. Документы с печатями Яна Гаштольда, упомянутые исследователями начала XX в. (с. 416), в варшавском Главном архиве древних актов сохранились до наших дней14. «Не повезло» в каталоге печатей Каленику Мишковичу — родоначальнику Тышкевичей, пользовавшихся гербом «Лелива»: в литовском тексте его имя приводится с опечаткой (с. 395–396; ср. с. 426), а принятие «городельского» герба Э. Римша связывает с привилеем 1434 г., разрешившим русинам пользоваться польскими гербами; аналогичный документ 1432 г., несколько раз упоминаемый Э. Римшей (с. 189, 201), не был утвержден королем и поэтому никогда не вступил в действие15. Но крайне сомнительно, чтобы норм привилея Сигизмунда Кейстутовича придерживались в лагере его заклятого врага Свидригайла, где пересеклись жизненные пути Каленика Мишковича и Ивашки Монивидовича — владельца «Леливы».

Явный недостаток книги, которого можно было бы избежать, — некоторая неряшливость издания. Так, не все литовские фразы были переведены на польский и не все польские — на литовский, например, пояснение к печати на обложке (с. 544) или данные о финансировании проекта (с. 4). Не были унифицированы правила передачи польских имен собственных в литовских текстах. Некоторые места переведены просто неправильно: так, в польском описании печати Ягайла сказано, что в правой руке он держит скипетр, а державу — в правой (с. 458). В каком же случае допущена ошибка? Из литовского варианта того же текста (с. 453) выясняется, что все же во втором (сама печать сохранилась не очень хорошо, поэтому ее изображение на с. 477 может и не помочь разгадке). Иногда разноязычные тексты одного и того же содержания имеют разное графическое оформление (например, в литовских текстах латинские минускульные надписи на печатях набраны стилизованным готическим шрифтом, в польских — обычным курсивом). Некоторые части текста оказались не на своем месте (с. 84, 153). В одной из статей Сигизмунд Кейстутович ошибочно назван Сигизмундом Корибутовичем, что также можно отнести к опечаткам (с. 149, 150, 152; впрочем, путали их уже современники). Пункты Городельского привилея пронумерованы лишь в его литовском переводе, а также в латинском оригинале и обоих переводах «исправленной» редакции из Литовской метрики. Единым польско-литовским указателем не всегда удобно пользоваться (например, себя автор этих строк обнаружил в нем не под фамилией, а под именем, словно бы речь шла о каком-нибудь средневековом деятеле). Все это, очевидно, объясняется спешкой: издание необходимо было выпустить к началу осени 2013 г., когда проходили юбилейные торжества. Впрочем, эти недостатки никак не отменяют и не умаляют значения того, что сделано авторами книги, посвященной Городельским актам.

***

Как показывает уже само название серии, в которой увидели свет городельские документы, они интересовали составителей сборника прежде всего как памятник истории международных отношений. Однако акт Ягайла и Витовта был не только актом унии, но и очередным (вторым после 1387 г.) привилеем для литовских бояр. Подобного рода документы, названные тогда не совсем точно общеземскими и областными привилеями, активно изучались в конце XIX — начале XX в. Однако их сводная публикация, порученная их знатоку Яну Якубовскому как дополнение к «Актам унии Польши с Литвой»16, так и не состоялась. После этого были найдены новые привилеи (для Жемайтии 1441/1442 г., для Новогрудской земли 1440 г.), а в последние годы некоторые областные привилеи стали объектом специального исследования17. Общеземским привилеям повезло гораздо меньше. Хотелось бы надеяться, что новое издание даст импульс их изучению. Здесь же выскажу некоторые предварительные соображения.

В восточнославянских историографиях о Городельском привилее принято говорить постольку, поскольку он был адресован лишь литовцам-католикам, принятым в польские гербовые братства, и тем самым дискриминировал православную знать, что создавало почву для литовско-русских конфликтов. По сей день в литературе можно встретить мысль, что русское население ВКЛ начало воспринимать его как «свое» государство лишь начиная с середины XV в., получив привилегии литовского боярства. Но насколько это верно?

Самыми болезненными считаются политические ограничения Городельского привилея: лишь боярам-католикам, принявшим польские гербы, а не «схизматикам или другим неверным», дозволялось занимать должности воевод и каштелянов в Вильне, Троках и другие «постоянные земские должности», а также участвовать в совещаниях с великим князем, которые часто анахронично именуют «заседаниями великокняжеской рады» (с. 40). Современные документы рисуют несколько иную картину, чем этот пункт. Уже при Витовте, в том числе после 1413 г., ряд важнейших земских (территориальных) должностей занимали православные князья и бояре. Так, полоцким наместником в 1422 г. был Ходко Юрьевич — родоначальник Ходкевичей18; в 20-е гг. XV в. — некий князь Григорий (скорее всего, Друцкий), а, вероятно, в 20-е или первой половине 30-х гг. — Василий Дмитриевич Корсак, представитель самого влиятельного местного боярского рода19. Киевским воеводой долгие годы был православный князь Михаил Иванович Гольшанский (упоминается с этой должностью в 1422–1433 гг.), в котором сами киевляне по традиции видели «киевского князя»20. Луцким старостой в 1429–1431 гг. был православный боярин Юрша Иванович, мценским воеводой в 1423–1436 гг. — боярин Григорий Протасьев, несомненно, местного происхождения21. Подобные случаи, хотя и относительно немногочисленные, известны и впоследствии22. Сложно представить себе, чтобы названные должности не входили в число «постоянных» и Витовт в один прекрасный день решил бы их упразднить. Между тем у Витовта в принципе была возможность назначить на все эти должности литовских бояр: такие случаи тоже известны. Однако это почему-то не было сделано, и практические соображения перевесили «букву привилея». Таким образом, фактически ограничения Городельского привилея касались лишь виленских и трокских воевод и каштелянов, и эта норма соблюдалась вплоть до начала XVI в., когда вершин карьеры достиг князь Константин Иванович Острожский. До этого же карьеру при господарском дворе (в скарбе, канцелярии) делали лишь немногие русины. По справедливому замечанию М.В. Довнар-Запольского, «надо еще доказать, что общегосударственные тенденции тогда уже (в 30-е гг. XV в. — С.П.) возобладали над местными и представители русских областей действительно стремились проложить себе дорогу к участию в управлении всем государством»23. Как показывает обширный сохранившийся материал, это произошло лишь несколько десятилетий спустя24.

Политика Витовта и его наследников в отношении русских земель ВКЛ далеко не ограничивалась дискриминационным пунктом Городельского привилея, а включала целый ряд практических мер, направленных на политическую и социальную интеграцию этих регионов в состав государства, — пожалования их знати земель и зависимых людей, сопряжен- ные с активным использованием письменного документа, визиты в отдаленные регионы ВКЛ, отправление правосудия, расстановку своих людей на важнейшие светские посты и епископские кафедры и т. д. И эти меры находили отклик в обществе русских земель. Так, русские воины участвовали в походах Витовта, в том числе на соседние русские земли — Псков и Новгород, и получали за это вознаграждения25. Русины видели в великом князе Литовском не только «нечестивого» иноверца26, но и «своего» могущественного господаря27, способного рассудить их с соседями и торговыми партнерами28. Они не останавливались перед долгим и затратным путешествием в Литву, чтобы добиться правосудия, посредничества или арбитража29. Великий князь вершил суд и во время своих визитов в русские земли ВКЛ, причем совместно с их элитами. Сохранился красочный рассказ немецкого шута Генне, сопровождавшего Витовта в объезде его огромных русских владений летом 1427 г., о дарах, принесенных ему жителями этих земель. По словам Генне, он никогда не видел правителя, которому были бы настолько преданы его подданные; тот, кто вручает ему дары, — самый счастливый человек30. Таким образом, уже в это время русины, жившие в ВКЛ, воспринимали себя как его часть, подданных литовского великого князя — «господарских людей». Как это ни парадоксально, об этом свидетельствуют и события, разыгравшиеся вскоре после смерти Витовта: новый великий князь Свидригайло, вопреки распространенному мнению, не делал никаких шагов навстречу литовской Руси — и тем не менее после его свержения в 1432 г. она сохранила ему верность и поддерживала его попытки вернуть себе виленский престол (представление о проекте «Великого княжества Русского», который якобы пытался реализовать Свидригайло, также не подтверждается)31.

Все это говорит о том, что интеграция русских земель в состав ВКЛ — не то же самое, что наделение их знати сословными привилегиями. Это влечет за собой ряд вопросов. Насколько общество Великого княжества Литовского было готово к «освоению» продуктов польской правовой мысли и когда оно произошло? Если говорить шире, насколько податливым оно было к «влияниям», которыми щедро наделяла историю ВКЛ старая историография? Эти и многие другие вопросы ждут своего решения, а подготавливает его новое польско-литовское издание Городельских актов 1413 года.

---------------------------------------

* Исследование выполнено в период постдокторантской стажировки в Вильнюсском университете (проект «Формирование системы управления русскими землями Великого княжества Литовского в XIV–XV вв.»), финансируемой по проекту Структурных фондов Европейского союза «Осуществление постдокторантских стажировок (постдок) в Литве».

1 Akta unji Polski z Litwą. 1385–1791 / Wyd. St. Kutrzeba i Wł. Semkowicz. Kraków, 1932 (далее — AUPL). № 49–51.

2 AUPL. № 39. S. 36–37.

3 Ср. эволюцию герба князей Острожских: Однороженко О. Князiвська геральдика Волинi середини XIV–XVIII ст. Харкiв, 2008. С. 10 и след.

4 Saviščevas E. Žemaitijos savivalda ir valdžios elitas 1409–1566 metais. Vilnius, 2010. P. 71–77.

5 Так считает Однороженко О. До питання про час польсько-литовського «гербового розбратання» // Średniowiecze Polskie i Powszechne. T. 4 (8). Katowice, 2012.

6 Этой теме посвящена интересная диссертация, которую готовит Миндаугас Кловас (Вильнюс).

7 Издание документов и их печатей см.: Dokumenty strony polsko-litewskiej pokoju mełneńskiego z 1422 roku / Wyd. P. Nowak i P. Pokora. Poznań, 2004. См. рецензию Р. Петраускаса: Lietuvos istorijos studijos. 2005. T. 16. P. 96–98.

8 Архаичный взгляд на них представил Шаланда А. Гарадзельскi прывiлей 1413 г. i шляхецкая геральдыка ў ВКЛ // Герольд Litherland. 2003. № 3–4 (11–12). С. 42–47.

9 Якубовский И. Земские привилеи Великого княжества Литовского // Журнал Министерства народного просвещения. 1903. № 4. С. 253–255, 260–269.

10 Улащик H.H. «Литовская и жмоитская кройника» и ее отношение к хроникам Быховца и Стрыйковского // Славяне и Русь. М., 1968.

11 Полоцкие грамоты XIII — начала XVI в. / Подг. А.Л. Хорошкевич (далее — ПГ). Вып. 1. М., 1977. № 105–107. С. 201–204; Хорошкевич А.Л. Русские грамоты 60–70-х гг. XV в. из бывшего Рижского городского архива // Археографический ежегодник за 1965 г. М., 1966. № 3. С. 332 («у-вы Ивановое пани» — жены смоленского мещанина Ивана Куприяновича; разбивка на слова уточнена по смыслу).

12 Liv-, Est- und Curländisches Urkundenbuch (далее — LUB). Bd. 8 (1429 Mai — 1435) / Hrsg. von H. Hildebrand. Riga; Moskau, 1884. № 636. S. 373.

13 Petrauskas R. Lietuvos diduomenė XIV a. pabaigoje — XV a.: Sudėtis — struktūra — valdžia. Vilnius, 2003. P. 245–246; Варонiн В. Новыя даныя аб землеўладанні магнацкага рода Іллінічаў у XV ст. // Мірскі замак і замкі Цэнтральнай і Усходняй Еўропы. Праблемы рэстаўрацыі і музеефікацыі. Мiнск, 2006; Kirkienė G. LDK politikos elito galingieji: Chodkevičiai XV–XVI a. Vilnius, 2008. P. 38–39.

14 Archiwum Główne Akt Dawnych (далее — AGAD), dok. perg. 780 [1436 г.]; dok. perg. 7291 [1442 г.].

15 Czermak W. Sprawa równouprawnienia schizmatyków i katolików na Litwie (1432–1563 r.) // Rozprawy Akademii Umiejętności. Wydział historyczno-filozoficzny. T. 44. Kraków, 1903. S. 352–371. По-видимому, чтобы окончательно аннулировать документ, он был разорван и в таком виде сохранился до наших дней (AGAD, dok. perg. 8420).

16 Jakubowski J. Archiwum państwowe W. X. Litewskiego i jego losy // Archeion. 1930. T. 9. S. 9.

17 Истории публикации и изучения областных привилеев ВКЛ автор этих строк планирует посвятить отдельную статью.

18 Dokumenty strony polsko-litewskiej. S. 11, 88.

19 ПГ. Вып. 1. № 49, 52. С. 130, 133–134. Послание наместника В.Д. Корсака следовало бы датировать временем до перехода Полоцка под власть Сигизмунда Кейстутовича (лето 1436 г.), поскольку он принадлежал к сторонникам Свидригайла.

20 Полехов С.В. Новые документы о Киевской земле XV века // Сфрагістичний щорічник. Вип. ІІ. Киïв, 2012. С. 266–268, 275, 278.

21 Petrauskas R. Op. cit. P. 248, 316, 317.

22 Подробнее см.: Ibid. P. 310–329.

23 Довнар-Запольский М.В. Спорные вопросы в истории литовско-русского сейма // Журнал Министерства народного просвещения. 1901. № 10. С. 458.

24 См. важные замечания: Гирконтас Р. Гражданин ВКЛ и религия в XV веке // Наш радавод. Матэрыялы мiжнароднай навуковай канферэнцыi «Царква i культура народаў Вялiкага княства Лiтоўскага i Беларусi XIII — пач. XX ст.» (Гродна, 28 верасня — 1 кастрычнiка 1992 г.). Кн. 4. Ч. 2. Гродна, 1992. С. 255.

25 LUB. Bd. 7. № 488; Dlugossii J. Annales seu Cronicae incliti Regni Poloniae. Liber XI (1413–1430). Varsaviae, 2000. P. 245; Собчук В. Проблема достовірності текстів двох привілеїв великого князя литовського Вітовта 20-х рр. XV ст. (у контексті спорів за межі маєтків у верхів’ях Случі й Полтви) // Наукові записки. Збірник праць молодих вчених та аспірантів / Інститут української археографії та джерелознавства ім. М.С. Грушевського НАН України. Т. 19 (у 2-х кн.). Тематичний випуск: «Джерела локальної історії: методи дослідження, проблеми інтерпретації, популяризація». Кн. I. Київ, 2009. С. 48–73; Kurtyka J. Repertorium podolskie. 1430–1447 // Kurtyka J. Podole w czasach jagiellońskich. Kraków, 2011. № 184. За указание на статью В. Собчука благодарю В. Михайловского (Киев).

26 Господство таких представлений пытается доказать (не всегда корректно) Мiкульскi Ю.М. Грунвальдская бiтва 1410 г. у старабеларускай традыцыi // Вялiкае княства Лiтоўскае i яго суседзi ў XIV–XV стст. Сапернiцтва, супрацоўнiцтва, урокi. Мiнск, 2011. С. 95–111.

27 Ср.: «А се мы полочан(е), вси добрыи люд(и) и мал(ы)и, надѣючес(я) на Б(ога), св(я)т(о)го Софея милость и княз(я) великог(о) Витовта здровье…» (ПГ. Вып. 1. № 35. С. 96); «княз(ь) великыи Витовтъ, осподарь наш, а любо его послѣдкове, кто коли будет(ь) осп(о)д(а)рь полоцки оу Полоцку» (Там же. № 38. С. 110).

28 Lietuvos metrika. Kn. 5 / Par. A. Dubonis. Vilnius, 2012. № 589, 590. P. 399–400; Полехов С.В. Новые документы. С. 277.

29 См., например: ПГ. Вып. 1. № 32. С. 90.

30 Codex epistolaris Vitoldi magni ducis Lithuaniae / Ed. A. Prochaska. Cracoviae, 1882. № 1329. P. 799. О датировке см.: Беспалов Р.А. Источники о поездке Витовта в область Новосильского и Рязанского княжеств в 1427 году // Верхнее Подонье: Археология. История. Вып. 3. Тула, 2008.

31 Подробнее см.: Полехов С.В. К вопросу о причинах государственного переворота в Великом княжестве Литовском в 1432 г. // Studia historica Europae Orientalis: Исследования по истории Восточной Европы. Научный сборник. Вып. 1. Минск, 2008; он же. Свидригайло и литовская Русь: стереотипы историографии и свидетельства современников // Gdańskie Studia z Dziejńw ńredniowiecza (в печати).